"Я был дознавателем свыше 10 лет. Но уже тогда знал, что непременно буду юристом", – говорил радиослушателям "Эха Москвы" Вадим Клювгант. Оказалось, что в специальность он пошёл поздно – в 47 лет. А до этого он, по своим собственноличным словам, "кем лишь не был": главой горадминистрации Магнитогорска, вице-главой государства "Тюменской нефтяной организации", нардепом, участником комитетов и рабочих групп. О заповедях, которыми он руководится в выборе заказчиков, "внутреннем рейтинге", не дающем работать лишь за вознаграждение, об обратной стороне участия в громких делах и по какой причине юристов не обожали во все времена – в публичных высказываниях участника совета Адвокатской палаты г. Москвы Клювганта.
О долгом пути к адвокатской деятельности
Мой папа, инженер, работал на Магнитогорском металлургическом комбинате на протяжении всей своей жизни, и он мне произнёс: ну, ты, конечно, юноша взрослый, решай сам, но имей в виду, этот мир [юриспруденции] от меня далек, я тут тебе не ассистент. В значении протекции, в пошлом понимании, я от него и не ожидал, и не желал, а во всем прочем он, конечно, очень сильно недооценил себя как отца, но однако в семье адвокатов не было, я первый, сейчас вот сын за мной следом. Но это был однако выбор сознательный, прочувствованный, возможно произнести упущенный через себя, в силу того, что шорт-лист сформировался где-то там классу к девятому и юриспруденция в нем соперничала с журналистикой. Но победила.
Я желал быть юристом первично, но стать им планировал не немедленно. В моем понимании маршрут в эту специальность (вдобавок я его не считаю единственно верным, я знаю массу блестящих юристов, которые всегда были лишь юристами) требовал, кроме некого набора профзнаний, еще и некого набора опыта, не только опытного, но и жизненного. Для себя я это видел так.
Меня достаточно хорошо учили специальности адвоката, и учили люди, которые и сами задержались в истории как светила, и они учеников своих, которые желали обучаться, учили так, что позже переучиваться в новых условиях не пришлось. А обучался-то я в глубоко застойные времена. Но однако была вот эта школа свердловская тогда, екатеринбургская сейчас, которая умела так учить.
Я в частности исходя из этого предпочёл систему МВД, в силу того, что имелась в наличии льгота: в случае если идешь в систему МВД, то освобождаешься от срочной службы. Когда я сделал этот выбор (а у меня была свобода и географическая, и ведомственная: свободное распределение в числе первой десятки выпускников), в этот же год льгота была аннулирована. И, проработав год дознавателем, я поехал в воины на восемнадцать месяцев.
Я был дознавателем свыше 10 лет – дознавателем, главным дознавателем. Но уже тогда я знал, что непременно я буду юристом (этот момент настал, когда мне было 47 лет и я уже после дознавателя большое количество кем побыл. И тогда настал этот момент. Настал – и всё.
Я все время повышал степень свободы в своей работе. Начинал я на госслужбе дознавателем. Не смотря на то, что дознаватель, возможно, самая свободная из милицейских (сейчас полицейских) специальность, промежь людей с погонами, в силу того, что у него имеется право самостоятельно принимать решения, это независимая процессуальная фигура, весьма важная. Настоящий дознаватель, в моем понимании, этим правом постоянно пользуется. Он будет спорить, отстаивать, в случае если необходимо [свою позицию] перед перед своим руководством, прокурорским работником, в случае если необходимо – пред судебными органами. <…> Но однако это все равно госслужба, к тому же и с дисциплиной, субординацией, приближенной к воинской. Прервало мою следственную карьеру избрание нардепом РФ.
Мне внесли предложение сперва избираться в парламентарии горсовета Магнитогорска. Я произнёс: а что мне шило на мыло поменять? Я уже кто-то в Магнитогорске, что-то я делаю, как-то я состоялся. Мой собеседник послушал меня и произнёс: "Хорошо. Тогда в Российскую Федерацию". Я говорю: "Это, возможно, хохма". Он говорит: "Нет, не хохма. Возможно, ты прав, тебе вернее избираться в российские парламентарии". И были настоящие выборы, без методик и технологов, совсем без денежных средств. И без всякого ресурса. И с честными голосованиями, не карусельными. Это были настоящие выборы. И тем полезнее итог.
Я был в один момент парламентарием Российской Федерации и главой горадминистрации города. И сочетание этих двух статусов давало мне намного большую степень свободы, в том числе и в исполнительной власти. В силу того, что в то время как какой-нибудь помощник губернатора по с х пробовал с главой горадминистрации Магнитогорска говорить не таким тоном и, встретив некоторую мужскую реакцию, он сказал: я тебя туда-то и сюда-то и тогда-то, – я сказал: хорошо, лишь в Верховный совет сходим сперва, ты там это растолкуешь, куда ты меня в том направлении и сюда, а позже, пожалуйста, в случае если приобретёшь поддержку. Конечно, это был уже совсем экстремальный эпизод. А вообще говоря я ощущал себя существенно защищеннее, свободнее, поэтому ввиду того, что у меня был и тот статус, и этот. Но и работать приходилось и там, и там.
О работе в следственных органах
В следственных подразделениях МВД тогда было громаднейшее число дел на одного дознавателя, оно исчислялось несколькими десятками, другими словами между 20 и 30, время от времени заходило за 30. <…> Различные дела были. Из памятных, которые цепляют, могу одно кратко припомнить. Доцент педагогического института, увезя студентов на картошку, выписывал им заработную плат, а солидную часть этой заработной платы отбирал: они расписывались за все суммы, а позже ему несли. И там было пару сотен таких эпизодов. Скверный был этот доцент, поэтому как человек он был мне скверен, но тем тщательнее и скрупулезнее необходимо было соблюсти все гарантии его процессуальных прав.
До сих пор не забываю и, возможно, постоянно буду не забывать самое 1-е дело, которое мне пришлось производить расследование. Оно, действительно, не было в особенности тяжёлым по своему сюжету: рецидивист напал на незнакомого ему человека, возвращавшегося с работы, искалечил его, изъял десять рублей и шапку. Его удалось отыскать и изобличить. Но психологически это дело далось мне непросто, к тому же было волнение новичка. Я был на суде, где разбойник получил 14 лет и прямо в зале суда дал обещание мне поквитаться после освобождения. А из последних дел довольно многосложных, связанных с экономикой, отношеньями бизнеса и закона (см. ниже "Истории от Клювганта").
Сейчас я по большей части общаюсь со дознавателями по особо важным делам федерального либо близкого к ним уровня. Я сравниваю со своим опытом на земле районного городского звена, где я работал дознавателем, позже начальником следственного отдела. Это были нехорошие застойные годы. Но я желаю произнести с полной серьезностью за свои слова: если бы тогда дознаватели работали вот на таком уровне деградации, на котором следственный аппарат работает сейчас, они бы там не то что до особо важных дознавателей не подросли, они бы в участковые пошли весьма скоро. И вот на таком уровне покрывать брак следственной работы ни суды, ни прокурорская служба тогда не то что были не готовы, это даже не обсуждалось.
В то время как нет востребованности на интеллектуальный продукт, интеллектуально-опытный продукт, скажем, от дознавателя, а имеется лишь востребованность того, чтобы он вовремя сделал что нужно, ну, соответственно, вот так и люди там формируются – под такие критерии, под такую востребованность. <…> Инструмент репрессий, который находится в руках у прокуратуры и милиции, – это весьма замечательный инструмент. Сейчас он обосновывает свою силу, тут ежедневно новые иллюстрации приносит. Возможно, нужно какую-то меру тем не менее знать.
О выборе заказчиков и работе с ними
В любой момент, когда это быть может, я силюсь определить персональный конт